Система [Спаси-Себя-Сам] для Главного Злодея (ЛП) - Мосян Тунсю (книга жизни TXT, FB2) 📗
— Не зная, будет ли это уместно, ты уже заговорил об этом — тебе не кажется, что это несколько непоследовательно?
Про себя же он добавил: «Иными словами, не боишься ли ты осрамиться перед всем честным народом?»
Адепт явно не ожидал подобного замечания от одного из старейшин: его лицо сперва залилось краской, затем побледнело, пока на нём тёмными отметинами не проступили оспины. Так и не найдясь с ответом, он лишь наградил Шэнь Цинцю негодующим взглядом.
— Вчера этот ученик и несколько старших адептов видели пятна разносимой сеятелем заразы на руке старейшины Шэня, и всё же сегодня эти отметины исчезли! Наставник Му с хребта Цанцюн, раздавая пилюли, предупреждал, что они были созданы в спешке и подействуют не раньше, чем через сутки. Шисюн Ло принял лекарство, но сыпь на его руках ещё не исчезла — как же старейшина Шэнь умудрился исцелиться прежде него? Этому ученику сей факт показался крайне подозрительным.
Шэнь Цинцю мысленно испустил горестный вздох. Он должен был догадаться, что Ло Бинхэ не стал бы исцелять его ради доброй памяти и благих побуждений.
За него ответил Юэ Цинъюань — в его спокойном и сдержанном тоне угадывались отголоски подавленного гнева:
— Мой шиди уже давно исполняет обязанности главы пика Цинцзин. Как горный лорд он всегда являл собой прекрасный образец для подражания, будучи человеком чести и безупречной моральной чистоты. В пределах нашей школы мы не таим от собратьев никаких секретов и знаем друг о друге всё. Боюсь, что вы слишком легковерны, раз подобная нелепица способна разжечь ваши подозрения.
Хоть Шэнь Цинцю всегда считал себя весьма толстокожим, при этих словах он едва не залился краской стыда. Шисюн, что ты такое городишь? Неужто ты сам в это веришь, или говоришь это, лишь чтобы защитить меня? Если так, то напрасно! Ни былой, ни нынешний Шэнь Цинцю даже близко не подходят к званию «человека чести и безупречной моральной чистоты» — по правде говоря, к ним обоим было применимо разве что первое слово.
— Правда? — отозвался старый глава Дворца. — Мне доводилось слышать о нём кое-что иное.
Сердце Шэнь Цинцю упало.
Похоже, сегодня ему и впрямь предстоит публичная порка.
Глава 36. Подмоченная репутация. Часть 2
Шэнь Цинцю прищурился:
— Каким бы ни был на деле глава пика Цинцзин хребта Цанцюн, с каких это пор заклинатели других школ руководствуются сплетнями в отношении своих собратьев?
— Будь это обычные сплетни или слухи, безусловно, мы бы не спешили им верить, — невозмутимо отозвался старый глава дворца. — Однако эти слова исходят непосредственно от членов вашей досточтимой школы. — Обведя собравшихся взглядом, он продолжил: — Общеизвестно, что обычно среди адептов устанавливаются доверительные отношения, так что любые толки волей-неволей достигают всех ушей без исключения. То, что горный лорд Шэнь пытается скрыть, как он истязает своих учеников, отнюдь не характеризует его как «человека чести и безупречной моральной чистоты».
Шэнь Цинцю не верил своим ушам.
Истязает учеников?
Что ж, это не так уж далеко от истины. В первые годы жизни Ло Бинхэ на пике Цинцзин Шэнь Цинцю денно и нощно сочинял всё новые способы поиздеваться над учеником, принуждая его к тяжёлому физическому труду и периодически избивая. Эти прискорбные факты достойны отдельной трагической повести. А что до прочих выдающихся адептов, которые подвергались жестокому обращению, а то и вовсе уничтожались Шэнь Цинцю… их было так много, что из них можно было бы собрать целую олимпийскую команду. Вот только творил все эти зверства отнюдь не он, а «натуральный продукт»!
— Вы сами признаёте, что это — не более чем толки, — высокопарно возразил на всё это Юэ Цинъюань, — так зачем повторяете их во всеуслышание? Да, моему шиди не свойственно баловать учеников, однако уверяю вас, что в своей строгости он никогда не переходит границ.
Внезапно раздался тонкий девичий голосок — это Цинь Ваньюэ, не сдержавшись, заступилась за свою зазнобу:
— Если этой жалкой ученице позволено будет высказаться, я бы хотела задать вопрос главе школы Юэ. Как вы полагаете, посылать подростка на бой со старейшиной демонов, облечённым веками боевого опыта, чьё оружие и броня усеяна ядовитыми шипами, нельзя счесть жестоким обращением?
На сей раз Шэнь Цинцю уже не мог изображать барышню, скромно ожидающую, пока её пригласят на танец.
— Об этом я судить не берусь, — ответил он голосом, в который начало закрадываться раздражение, — но полагаю, что едва ли можно винить учителя за то, что он отталкивает ученика в сторону, принимая на себя удар этих самых отравленных шипов. Или у тебя есть возражения и на этот счёт, а, Ло Бинхэ?
При звуках этого имени на многих лицах отразилось изумление, в особенности среди заклинателей с хребта Цанцюн. У некоторых уже зародились определённые подозрения, как, например, у Ци Цинци, и они были потрясены тем, насколько близки к правде оказались. Что до тех, которые, только что явившись в Цзиньлань, нос к носу столкнулись с героем дня… что ж, оставалось порадоваться, что им удивляться уже особо нечему.
Поскольку в прошлом Юэ Цинъюаню нечасто доводилось видеть Ло Бинхэ, в особенности после того, как «обновлённый» Шэнь Цинцю нашёл ученику лучшее применение, чем мальчик для битья, то всё это время он и не думал отождествить этого высокого, самоуверенного молодого человека, стоящего подле главы дворца Хуаньхуа, с безвременно погибшим любимым учеником Шэнь Цинцю. Прежде Юэ Цинъюаню не раз доводилось слышать о том, как старый глава дворца выделяет своего любимого ученика, так что, глядя на них, он попросту принял Ло Бинхэ за Гунъи Сяо. Теперь, осознав всю глубину своей ошибки, он явно был потрясён не меньше прочих.
Сам Ло Бинхэ уставил недвижный взгляд на Шэнь Цинцю над головами собравшихся, что при его росте было нетрудно. Заклинатель склонил голову, прикрыв лицо веером, и внезапно ощутил необоримое желание послать ему улыбку в ответ — но в данной ситуации даже лёгкий изгиб губ сочли бы за провокацию.
Разумеется, было бы наглым враньём заявить, что Шэнь Цинцю вовсе не зол. Он годами не без причин беспокоился за свою несчастную жизнь, так что с появлением Ло Бинхэ не поленился переосмыслить всё произошедшее, благо времени бессонная ночь дала предостаточно. Заслоняя ученика, он руководствовался собственным инстинктом. Быть может, тому вообще не требовалась помощь, но, с какой стороны ни посмотри, больше всех за эти три раунда пострадал сам Шэнь Цинцю. Потому-то, упомянув это происшествие с целью его же опорочить, его словно окатили грязной водой.
— Учитель действительно встал под удар, чтобы защитить меня, — медленно произнёс Ло Бинхэ, — и я этого никогда не забуду.
— А это правда ты? — недоверчиво заметила Ци Цинци. — Шэнь Цинцю, разве ты не уверял, что твой ученик погиб на твоих глазах? — Переведя взгляд на Ло Бинхэ, она продолжила: — Как бы то ни было, раз уж ты жив, тебе следовало вернуться на пик Цинцзин, разве нет? Или ты не ведал, что твой учитель от горя…
Шэнь Цинцю был вынужден сымитировать приступ судорожного кашля, чтобы прервать её речь. У Ци Цинци не оставалось другого выбора, кроме как замолчать, недовольно воззрившись на него.
На самом деле, Шэнь Цинцю хотел отвесить ей поклон за заступничество, но у него было нехорошее предчувствие, что следующими её словами будет: «…словно утратил душу». Он больше никогда в жизни не хотел слышать этой чёртовой фразы! От одной мысли об этом по коже побежали мурашки: если бы Ло Бинхэ это услышал, он бы расхохотался так, что его совершенное лицо треснуло!
— Вот это-то сильнее всего озадачивает всех нас, — не сдавался старый глава дворца. — Зачем хранить в тайне то, что он на самом деле не умер? И почему он не хочет возвращаться, хотя, казалось бы, ничто ему не препятствует?
Шэнь Цинцю порядком достал этот менторский тон.
— Раз он не хочет вернуться, ничего не могу с этим поделать, — отрезал мужчина. — Он свободен приходить, свободен уходить — в общем, делать всё, чего его душа пожелает. Если глава дворца Хуаньхуа хочет ещё что-то добавить, прошу его говорить без обиняков.
